В.Демидов

Как мы видим то, что видим

Издательство «Знание», Москва, 1987

Издание 2-е, переработанное и дополненное

Автор: Демидов Вячеслав Евгеньевич родился в 1933 г. Член Союза журналистов СССР. Кандидат философских наук. Автор научно-популярных книг, многих статей и очерков, тематика которых связана с такими отраслями науки и техники, как радиоэлектроника, машиностроение, энергетика, психофизиология зрения.

Первое издание этой книги было осуществлено в 1973 году. За прошедшие годы исследователи получили новые интересные данные о работе зрительного аппарата человека и животных, о связи зрительной информации с мышлением и речью - данные как чисто психологические, так и нейрофизиологические. Они включены автором в новое издание книги.

Для широкого круга читателей.

Оглавление

Предисловие ко второму изданию

Глава первая. Область досознательного

Глава вторая. Предвидение Галена

Глава третья. Этот правый, левый мозг

Глава четвертая. Обманы, вызванные стремлением к истине

Глава пятая. Плоский трехмерный мир

Глава шестая. Мир строится из деталей

Глава седьмая. Новый ключ к старым тайнам

Глава восьмая. Палитра

Глава девятая. В правом, конкретном

Глава десятая. Вполне реальный невидимка

Глава одиннадцатая. Стереоширокоэкранное для каждого

Глава двенадцатая. Прямые последствия перевернутого

Глава тринадцатая. Эталоны и циклы

Глава четырнадцатая. Видимые слова

Предисловие ко второму изданию

Первое издание этой книги было удостоено диплома на конкурсе научно-популярной литературы, который ежегодно проводится Всесоюзным обществом «Знание». И в то же время кафедра офтальмологии Военно-медицинской академии им. С.М.Кирова рекомендовала книгу в качестве пособия для адъюнктов.

Два, казалось бы, разноплановых факта, но они в действительности говорят об одном и том же - о несомненной удаче автора, взявшегося написать книгу о таком сложном и трудном предмете, как зрительное восприятие окружающего мира. Предмет этот интересен и сам по себе - ну разве не «чудо природы» наше зрение?! Но он интересен еще и тем, что разгадка работы этого природного феномена окажет громадную помощь в решении одной из актуальнейших проблем современного научно-технического прогресса - проблемы искусственного интеллекта.

Новое издание значительно расширяет и углубляет научную и философскую направленность изложения материала, что вполне естественно, так как за прошедшие годы было получено много новых данных в пользу той концепции, которая легла в основу первого издания. Расширились наши представления об общей структуре головного мозга, о роли его полушарий в отражении окружающей действительности и его различных отделов в работе зрительного аппарата. Опираясь, как и прежде, в основном на результаты исследований, ведущихся в лаборатории физиологии зрения Института физиологии им. И.П.Павлова АН СССР, автор вместе с тем привлекает и ту научную информацию, которая получена учеными как у нас в стране, так и за рубежом. Благодаря этому и новое издание будет интересным не только широкому кругу читателей, но и специалистам - они найдут в нем немало полезного для себя.

Академик О.Г.Газенко вверх

Глава первая. Область досознательного

Примерно в конце первого года жизни младенец в первый раз произносит слово «мама»: маленький человечек начинает постигать высшие абстракции, какими являются слова. Но покамест степень абстрагирования - разрыв между реальностью и словом, то есть обозначающим ее знаком, - ничтожна. «Мама» - это только его, ребенка, собственная, единственная мама, все остальные - нет. У каждой куклы свое имя, «кукла вообще» не существует.

Проходит еще год, и слово «кукла» обозначает уже и ту, с которой малыш засыпает, и ту, с которой играют другие дети, и ту, которая стоит в витрине универмага. Слово охватывает все сходные по форме предметы, его абстрактность поднялась на новую ступень.

Еще год-полтора, и в обиход ребенка входит слово «игрушка», объемлющее и кукол, и кубики, и пластмассовый самолет, и электрическую железную дорог. «Мощность абстракции» слова резко возросла, оно относится уже к предметам, весьма отличающимся по внешности, назначению, свойствам. Связь между зрительным образом, который передается в мозг, и словом, эту вещь обозначающим, становится все менее уловимой.

Наконец, к пяти годам ребенок постигает такую степень абстрагирования, которая ставит его уже вплотную к уровню взрослого. Слово «вещь» не только указывает на предметы, но и вбирает в себя абстракции более низких рангов - «игрушка», «посуда», «мебель», «одежда»… Контакт с конкретным образом падает до ничтожно малой величины.

Так описывают развитие ребенка психологи.

А нейрофизиологи говорят, что именно к этому возрасту, к четырем-пяти годам, в мозгу ребенка явственно начинает проявляться особенность, которая властно заявит о себе в двенадцать-четырнадцать лет и окончательно сформируется к семнадцати: неравноценность, асимметричность высших функций правого и левого полушарий. Правое полушарие превращается в хранилище художественных способностей, умения воспринимать мир целостно, во всем богатстве деталей и оттенков, а левое становится обителью логики, рассудочных действий, формул и всякого рода абстракцией, в том числе и слов (у нас еще будет случай уточнить, насколько безупречно такое деление)…

«Картинки остаются в памяти отнюдь не в виде слов», - пишет американский физиолог Рональд Хабер в статье об опытах с распознаванием пейзажей. Сильный удар по тем, кто думает, будто работа мозга строится на основе речи. («Вся работа по субъективному восприятию предметов воплощается в построении и применении языка» - эти слова Гумбольдта, написанные за добрых полтораста лет до опытов Хабера, используются иной раз, чтобы доказать библейский тезис: «Вначале было слово».) Ведь как раз наоборот: люди чаще пытаются запоминать именно слова, представляя их в виде зрительных образов, чему пример мнемоника, которой так увлекались в древности. Считают, что ее принципы разработал Пифагор, и хотя на авторство претендовало порядочное число других, очень похоже, что это был именно он: стоит вспомнить его учение о правящей в природе гармонии чисел… А мнемоники предлагали заняться именно своеобразной смесью математики и геометрии… вверх

Глава вторая. Предвидение Галена

Почему глаз видит? почему в памяти сохраняются как живые картины прошлого? Где прячется память? Эти «детские» вопросы человек стал задавать себе, должно быть, с того самого времени, как осознал себя человеком.

Невнятные рассуждения о душе, глядящей на мир через зрачки глаз, словно в открытую дверь даже в древности успокаивали любопытство только тех, кто не желал задуматься. Критически настроенные умы требовали настоящей, материальной пищи… вверх

Глава третья. Этот правый, левый мозг

Нам кажется, что картина мира, открывающаяся перед глазами, целостна, непрерывна. А на самом деле она разбита на две: все, что проецируется на правую половину сетчатки каждого глаза, передается в левое полушарие, а то, что попадает на левую половину, - в правое. Происходит то, что физиологи называют реципрокностью, перекрестностью. А потом (спасибо связям между полушариями мозга!) обе полкартины сливаются воедино.

Перекрестно передает звук в половинки мозга слуховой аппарат. Крест-накрест идет управление мышцами тела, и воспринимаются тактильные ощущения. Какая удивительная симметрия; - невольно хочется воскликнуть. Но оказывается, что асимметрии в нашем мозге и теле ничуть не меньше.

Чуть больше 120 лет назад знаменитый французский антрополог и анатом Поль Брока сообщил, что при вскрытии двух больных, страдавших расстройством речи, он обнаружил поражение одной и той же области левого полушария - заднелобной. После нескольких лет раздумий и наблюдений Брока в статье, опубликованной в шестом томе «Бюллетеня антропологического общества» за 1865 г., заявил: «Мы говорим левым полушарием».

Еще десять лет спустя его соотечественник Клодт Вернике нашел, что при кровоизлияниях в височную область того же полушария больной перестает понимать речь, хотя и может говорить: она превращается для него в бессмысленный шум. «Говорящее» полушарие из уважения к столь важному делу, как речь, назвали доминантным, господствующим, а «безмолвное» - субдоминантным, подчиненным. (Немалую роль, должно быть, сыграла в этом традиция, которая связывала способность мыслить с одним умением говорить. «До сих пор еще можно встретить утверждения о том, что язык является единственным средством мышления», - читаем мы в книге по психологической лингвистике.) Терминология способствовала тому, что наибольшее внимание исследователи уделяли доминантному полушарию, и только в самые последние годы выяснили, и субдоминантное достойно самого пристального изучения… вверх

Глава четвертая. Обманы, вызванные стремлением к истине

Чем дальше от нас предмет, тем ближе друг к другу элементы текстур, - вот один из важнейших сигналов о расстоянии. Профессиональные военные хорошо знают, что когда видны пуговицы мундира - противник приблизился на двести метров, а когда стали различимы глаза - на пятьдесят. Этому специально учат.

При взгляде на земную поверхность более далекие участки встречают взор под более острым углом - сближаются детали текстур. Но сообщает такое сближение уже не только о расстоянии, но и о высоте наблюдателя. И каким же необычным открывается пространство, едва привычная точка зрения вдруг сменяется иной, так что старые «зрительные» аксиомы приходится срочно отбрасывать и ставить на их место другие!… вверх

Глава пятая. Плоский трехмерный мир

Обезьяны любят рисовать. Обычно они чертят красками на бумаге бессмысленные полосы и закорючки. Однако в один прекрасный день молодая шимпанзе Мойя нарисовала нечто, напоминающее не то рыбу, не то самолет. Когда ее спросили, что это такое, она ответила: «Это птица».

Да, именно так: ответила! Мойя, как и другие молодые обезьяны - Пили, Татус, Коко и Уоши, - обучена специальному языку знаков и умеет составлять простые, лишенные грамматики, но все же понятные фразы. И отсутствием грамматики, и небольшим, около 130 слов, запасом «обезьяний язык» напоминает речь полуторагодовалого ребенка. И подобно постигающему мир ребенку, Уоши могла долго изучать свою физиономию в зеркале, а потом протянуть к изображению руку и сказать ошеломленному экспериментатору: «Это я», поставив под сомнение известный тезис, будто животные не способны выделить себя из окружающего мира… вверх

Глава шестая. Мир строится из деталей

В начале 60-х гг. доктор биологических наук Альфред Лукьянович Ярбус, тогда еще кандидат, проделал опыты, на которые сегодня ссылаются во всем мире все, кто хоть сколько-нибудь причастен к изучению восприятия форм и пространства, - классические опыты, давшие начало большой серии различных исследований и значительно углубившие наше понимание того, что такое «смотреть на мир».

На глазу испытуемого он укрепил маленькое зеркальце, и световой зайчик писал на фотобумаге след движения глаз, когда человек рассматривал картину. Узор свидетельствовал, что зрение заключается вовсе не в том, что зрачки обводят контуры предметов (увы, даже сейчас в фундаментальных книгах, написанных неспециалистами в области зрительного восприятия, приходится читать, будто «глазное яблоко движется в соответствии с контуром»), а совершают странные, поначалу кажущиеся хаотическими скачки. По мере того как записи отдельных движений наслаиваются, выходят на свет любопытные закономерности…

…- Опыты были довольно хитрыми, но главное не в методике, а в результате, - сказал мне в Лаборатории доктор биологических наук Никита Филиппович Подвигин. - А он таков: мы доказали, что переданный по зрительному нерву в НКТ «экран» из круглых «on-off»-полей превращается там в пульсирующий. И идут эти пульсации с частотой саккадических подергиваний глазного яблока.

Вот как это происходит. Сразу же после скачка диаметр каждого поля весьма велик. Потом они начинают уменьшаться, и через 0,04 - 0,07 секунды стягиваются в маленькие точки. Площадь поля сокращается иногда в 250 раз. «Булавочные головки» существуют еще несколько сотых секунды и вдруг очень быстро возрастают в диаметре, увеличиваются, увеличиваются, пока границы их не станут расплывчатыми, неопределенно большими. С этого момента зрение ничего не передает в высшие отделы мозга до следующего скачка.

Поля нейронов НКТ, так же как поля ганглиозных клеток сетчатки, способны выделять контуры или, во всяком случае, границы между светлыми и темными участками изображения. Следовательно, в первый момент после саккады «экран» НКТ способен передать в высшие отделы только очень грубые сведения, пригодные для опознания самых общих очертаний этих границ. Потом только, по мере стягивания полей, в образе «прорезаются» детали, которые становятся все более мелкими. А когда из картинки извлечен максимум сведений, восприятие прекращается потому, что поля распадаются, расплываются до следующего саккадического движения. В промежутке между скачками, судя по всему, зрительная кора перерабатывает данные, полученные из наружного коленчатого тела. А затем - новый круг анализа…

…В 20-х гг. прошлого века французский математик Жан Батист Жозеф Фурье напечатал работу, обессмертившую его имя, «Аналитическая теория тепла». Паровые машины уверенно завоевывали позиции в промышленности, инженеры нуждались в теории теплопередачи, она и была создана. А в дальнейшем оказалось, что сшитый Фурье математический костюм впору и электрикам, и радиоинженерам, и строителям самолетов - представителям тысяч профессий, включая психологов и физиологов.

Универсальность формул не случайна. Тепловое движение - один из частных случаев движения вообще. Математический аппарат одинаково точно описывает и колебание струны, и распространение тепла по трубопроводу, и прыжки кузова автобуса на рессорах, и перевалку супертанкера через морские волны, и беззвучное путешествие Луны среди звезд, и биение пульса…

Колебания маятника зафиксируются на графике в виде плавной кривой - синусоиды. Прихотливое дрожание осинового листа - это сумма множества простых колебаний, сложение массы разных синусоид, отличающихся частотами и амплитудами. Фурье доказал, что любое сложное колебание, каким бы странным ни был его записанный на бумаге график, можно превратить в ряд простых синусоид. И наоборот, из некоторого количества подобранных по формулам Фурье простых колебаний не составит труда сотворить сложное колебание - то, которое нам требуется…

…Голография… ее материальную основу - волновой процесс - наука осознала еще в 7-ом веке. Знаний, чтобы воплотить ее в реальность, хватило бы и у Юнга, и у Френеля, и у Фраунгофера, много и плодотворно занимавшихся волновой природой света и взаимодействием его волн. И все-таки она не появилась, хотя Кирхгоф, Рэлей, Аббе и многие другие физики второй половины 19-го века вплотную подходили к ее принципам. А, изобретя ее, наконец, в 1947 году, Деннис Габор, венгерский физик, работавший в Англии, не смог найти ей практического применения и с годами почти позабыл о придуманном способе получения необычных фотографических изображений… вверх

Глава седьмая. Новый ключ к старым тайнам

- Недавно перечитывал Антокольского, - сказал Глезер, - и запомнились строчки:

Что память?.. Кладовая. Подземелье.

Жизнь как попало сброшена туда.

Спят на приколе мертвые суда,

Недвижные, не сдвинутые с мели…

Красивая картина. Очень впечатляющая. В поэзии, конечно, можно все, на то она и поэзия. А в жизни… Многие и сейчас еще думают, что память - это нечто вроде запасника картинной галереи: стоят у стенки прислоненные друг к другу тысячи полотен, нужно вспомнить - вытащил, посмотрел…

Кто посмотрел? Древние отвечали: душа. Но мы-то знаем, что никакой отдельно живущей от тела души нет. Нет в мозгу у человека маленького человека, который смотрит этакий телевизор: чего, мол, там видит своими глазами человек, какие образы складывает в памяти? Десять, а по другим данным даже 50 миллиардов нервных клеток у нас в мозгу, идут от одной к другой электрические импульсы разной частоты и амплитуды, в межклеточном пространстве и в клетках происходят химические изменения, и кроме этого ничего - понимаете, ничего! - нет. А мы видим, и память существует, и картины прошлого мы с вами вспоминаем. Что же приходит из глаза в мозг?…

… Казалось, в тоннеле забрезжил свет, когда в 1959 г. физиологи Дэвид Хьюбел и Торстен Визел, работавшие в Гарвардском медицинском институте, ввели в затылочную кору кошки (туда, где оканчиваются волокна зрительного нерва) микроэлектрод и обнаружили нейроны, к которым сходились сигналы уже не от нескольких сотен фоторецепторов, как к ганглиозным клеткам сетчатки, а сразу от многих тысяч. Это выдающееся открытие было следствием новой техники эксперимента. Раньше, чтобы обнаружить поле, связанное с ганглиозной клеткой, требовался простой сигнал: тонкий, словно спица, луч. Яркая точка на экране - вот что возбуждает «он»- и «офф»-поля сетчатки. Клеткам коры нужны иные стимулы для возбуждения - прямые линии и прямоугольники…

…Где же выход? Оказалось, в новом подходе к роли полей, в той гипотезе, которая выдвинута коллективом Лаборатории профессора Глезера.

Кошке сделали трепанацию черепа, просверлили дырочку в черепной коробке. Кошки переносят операцию завидно хорошо, к вечеру уже прыгают.

Но эта лежит неподвижно. Она кураризирована: в вену ей мелкими каплями подают кураре, тот некогда таинственный яд, которым южноамериканские аборигены смазывали наконечники своих копий и стрел. Кураре, словно выключатель, останавливает действие мышц, и глаза кошки направлены строго в одну точку, туда, где ей на экране показывают «кино». Тихо шуршит аппарат искусственного дыхания. Кошка лежит на теплой грелке и, не исключено, блаженствует. Во всяком случае, не сердится и не искажает своей злостью результатов опыта.

А по экрану проплывает светлая полоска, ведь не подвижные глаза иначе ничего не увидят. Вот полоску сменила «зебра» - две светлые полоски с темным промежутком между ними, а то по команде экспериментатора появятся три, четыре, пять… Решетки… пространственные частоты, каждая из которых - речь, обращенная к мозгу…

- Они открыли нам, что мозг действительно занимается голографией, - говорит Глезер, но рассказывает прежде не о своей лаборатории, а о работах Хьюбела и Визела, которые в конце 60-х гг. выяснили, что в затылочной коре кошки можно обнаружить не одну клетку, настроенную на выделение линии определенного размера, а несколько…

…Целостная картинка, имеющаяся на задней стенке глазного яблока, представлена на уровне затылочной коры сигналами модулей. Они разбивают эту картинку, превращают в огромное множество фрагментов (по числу полей). И каждый фрагмент, в свою очередь, выглядит внутри модуля ансамблем сигналов - результатом разложения по функциям Фурье. То есть голографически, точнее, кусочно-голографически, а уже если быть совсем точным - кусочно-квазиголографически. почему «квази», то есть «как бы»?

- Потому что обычную голограмму непременно связывают с лазерами, когерентным излучением, сплетением опорного и предметного пучков, а здесь ничего это нет, да и не нужно. - Отвечает Глезер, выдвинувший эту гипотезу в 1970 году. - Ибо голография в точном смысле этого понятия есть разложение некоего колебательного процесса в ряд Фурье и запоминание того, что получилось. «Холос» - греческое слово, от которого получился термин, - означает «цельный, целостный». То есть речь идет о полной, во всех деталях, записи информации. Этим зрительный аппарат и занимается. Проблема целостной записи относится, кстати, не только к зрению, но и физиологии восприятия вообще… вверх

Глава восьмая. Палитра

Когда в 1903 г. французский химик Луи Жан Люмьер (тот самый, который вместе со своим братом Огюстом изобрел кинематограф) решил заняться цветной фотографией, он ничего не знал о том, как утроена сетчатка курицы. И при всем при том почти буквально повторил в своем новом изобретении важную особенность ее конструктивной схемы (сетчатки, конечно, а не курицы).

У курицы, как и у многих птиц, и у некоторых видов черепах, природа поставила перед совершенно одинаковыми рецепторами сетчатки светофильтры - жировые клетки красного, оранжевого и зеленовато-желтого цветов. И еще бесцветные. А Люмьер брал зерна крахмала, окрашивал их в красный, зеленый и синий колеры, после чего посыпал этим трехцветным порошком фотопластинку… вверх

Глава девятая. В правом, конкретном…

Бывают такие зрительные агнозии, когда видимый мир распадается на фрагменты, никак между собой не связанные. Показывают больному ножницы, он видит прямое лезвие и говорит: это меч. Потом замечает острые концы: нет, это, наверно, вилы… Смотрит дальше - узнает кольца, но они у него никак не связываются с лезвиями: полагает, что это очки…

Какой же вывод должен сделать исследователь? Только тот, что в нашем зрительном аппарате имеются две независимые системы. Одна выделяем из картинки фрагменты, подобразы - лезвия, кольца и так далее. Другая из этих подобразов составляет целостное изображение - ножницы. Если вторая система выйдет из строя, первая различит подобразы, но в образ они не сольются. Ну а если первая система откажет, тогда и говорить не о чем: опознание станет невозможным, даже если перед глазами наипростейшая фигура… вверх

Глава десятая. Вполне реальный невидимка

Лет 15 назад каждый вошедший в рабочую комнату Александры Александровны Невской видел одну и ту же картину: сидит, припав глазом к окуляру аппарата, испытуемый. «Коза», - говорит он. В протоколе появляется галочка, сменяется диапозитив. Щелчок затвора. «Рука», - слышен ответ. Галочка, смена диапозитива, щелчок, ответ. Галочка, диапозитив, щелчок… И так раз за разом, десятки, сотни щелчков… Пятый, седьмой, двенадцатый испытуемый… День за днем, неделя за неделей. Галочки из протоколов перекочевали на простыни графиков, выстроились в цепочку точек, потом по ним легли осредняющие линии.

Одним испытуемым не говорили, какие будут картинки, другим давали рассматривать их долго и внимательно. И опять щелка затвор, и опять люди старались увидеть контур в мелькнувшей на миг светлом квадратике - лист, треугольник, портфель, руку, утюг, клещи, окно, лицо, козу…

Мгновение… Вытащить из-за спины и показать на мгновение рисунок проще простого» раз! - и, пожалуйста. Однако такое будет не опытом, а игрой. В серьезном эксперименте это «раз» далеко не простое, и совсем не легко добиться этого «пожалуйста».

Гельмгольц в середине прошлого столетия нашел, что скорость передачи раздражения по нервам равна всего 30 метрам в секунду, новейшие исследования расширили предел - минимум полметра, максимум 100 метров. А глаз способен заметить даже чрезвычайно короткую вспышку, лишь бы была мощной и поставила сетчатке должное число фотонов… вверх

Глава одиннадцатая. Стереоширокоэкранное для каждого

- Лежит ли позади пирамидки какой-нибудь большой предмет?

- Да, целых три: большой красный брусок, большой зеленый кубик и синий брусок.

- Поставьте теперь самый маленький брусок на зеленый кубик, на котором стоит пирамидка.

- Ладно.

- Теперь поставьте сверху самую маленькую пирамидку.

- Ладно.

С кем ведется диалог? С человеком, неважно различающим цвета или формы предметов, которого вводят в пространственные и цветовые соотношений вещей? Ничего подобного. Это диалог с роботом, опубликованный еще в 1979 г. Бездушный автомат, как некогда поругивали кибернетические устройства, уже тогда вполне различал цвет, величину, форму, положение вещей в перцептивном пространстве, сформированном его «электронным мозгом». Робот оперировал машинным языком, в котором были точно определены такие понятия, как «поддерживается другим предметом», «находится перед», «находится напротив», «затеняется другим предметом», «способен быть опорой», и так далее. Как воспринимает машина цвет или величину, в общем, легко можно представить: цветное телевидение нам хорошо известно, измерить площадь изображения на экране и сравнить с имеющимися в памяти эталонами тоже не составит особого труда. А вот форма, взаимное расположение предметов…

Когда вещи закрывают друг друга, их контуры пересекаются. Может показаться, что это плохо: как же, глазу виден не весь предмет, а только часть. Однако именно данное обстоятельство дает зрению массу сведений, и сведений очень полезных. В точках пересечений могут сходиться две, три или несколько линий. А типов таких узлов не так уж и много - всего восемь… вверх

Глава двенадцатая. Прямые последствия перевернутого

Этот мир долго был камнем преткновения физиологов. Он получился из сделанного Кеплером геометрического построения хода лучей в глазу, а увидел его впервые Рене Декарт, под знаком идей которого, изложенных в «Трактате о свете», прошла вторая половина семнадцатого и весь восемнадцатый век. Декарт взял глаз быка и соскоблил с его задней стенки непрозрачный слой, а потом укрепил эту естественную камер-обскуру в дыре, прорезанной в оконном ставне. И тут же на полупрозрачной склере глаза ученому открылся вид, наблюдавшийся из окна.

Пейзаж был перевернутым. Декарта, как и Кеплера, это не смутило. Он был убежден, что душа вполне в состоянии построить даже по таким «знакам» вполне реальный образ материального мира. Правда, он не спросил себя, сумеет ли душа перевернуть изображение еще раз, если с помощью линз «выпрямить» картинку на сетчатке. Этот вопрос ставили позднейшие исследователи и, без всяких опытов, решали его в пользу души, то есть мозга. Гельмгольц, например, в качестве доказательства приводил людей, работающих с микроскопами: они быстро приучаются к тому, что правая сторона в поле зрения - это левая в натуре, и наоборот. Добавим, что и астрономов не волнует перевернутое изображение Луны в телескопе, а фотографы, снимающие камерами с матовым стеклом (правда, таких аппаратов осталось мало), не испытывают неудобств оттого, что глядят на «обращенный» пейзаж. вверх

Глава тринадцатая. Эталоны и циклы

Здание Лаборатории стоит чуть на отлете. От автобусной остановки нужно пройти через весь поселок, а потом вдоль множества зданий других лабораторий Института физиологии. То и дело слышится собачий лай. Справа от дороги, в вольерах, бегают беспородные псы. По своим умственным способностям дворняжки дают сто очков вперед обладателям выставочных медалей, и здесь, где изучают мозг, их «дворянское» царство.

Перед опытом собак не кормят. В опыте нужно работать, добиваться права на аппетитный кусочек мяса. А вольерный режим дня уже воспитал привычки. Если в строго определенный час не показывается миска с едой, муки голода становятся невыносимыми, ожиданье переполняет все собачье существо.

Вбежавший в манеж пес видит несколько дверок с белыми картонками на каждой. Одна помечена, на ней крест, треугольник или еще какая-нибудь несложная фигура, или просто прямая линия. А за дверцей пища, маленький кусочек мяса, съешь его - еще больше разгорается аппетит. При следующем появлении пса в манеже картинка висит уже на другой дверце, снова нужно ее обнаружить. Очень скоро собака безошибочно реагирует на рисунок, со всех ног мчится туда, где можно поесть, толкает носом дверцу и получает заработанное… вверх

Глава четырнадцатая. Видимые слова

По данным ЮНЕСКО, у людей, живущих на нашей планете, 2796 языков и 8 тысяч диалектов. Из них сколько-нибудь основательно изучены полтысячи. Вот такая статистика. Да еще: три четверти языков не имеют своей письменности, и две трети жителей Земли говорит всего на 27 языках.

Человек - по крайне мере в принципе - может выучить все языки планеты. Но посмотрите, много ли среди нас полиглотов? Три языка уже вызывают уважение, знающий пять становятся знаменитостью местного масштаба, владеющий 16 выходит на международный уровень известности… Трудное это дело - говорить «по-иностранному», как бы ни уверяли, что доступно оно каждому. А маленький ребенок, шутя, овладевает любым языком.

Что значит - выучить язык?

В любом языке есть словарный запас и грамматика. С помощью слов мы указываем на предметы и явления - это называется номинацией. Грамматика показывает, как следует сочетать слова между собой, чтобы из них получились понятные других предложения.

Лингвисты полагают - первым эту идею выдвинул американец Ноэм Хомский, - что у человека есть нечто такое, что они именуют языковой способностью. Это «нечто» (и только оно!) дает возможность говорить правильно и понятно.

Психологи же утверждают, что человеку свойственна языковая активность - способность произносить слова и фразы на своем языке. При этом психологи не требуют, чтобы речь была грамматически правильна. Достаточно, чтобы была понятна.

И тут начинаются очень серьезные трудности… вверх